Погода будет славная. Стадо потянулось из деревни к вам навстречу. Вы взобрались на гору... Какой вид! Река вьётся верст на десять, тускло синея сквозь туман; за ней водянисто-зелёные луга; за лугами пологие холмы; вдали чибисы с криком вьются над болотом; сквозь влажный блеск, разлитый в воздухе, ясно выступает даль... не то, что летом.
Так размышлял Аркадий… а пока он размышлял, весна брала свое. Всё кругом золотисто зеленело, всё широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, всё — деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени ещё низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых её волнах.
Залились невидимые жаворонки над бархатом зеленей и обледеневшим жнивьём, заплакали чибисы над налившимися бурою неубравшеюся водой низами и болотами, и высоко пролетели с весенним гоготаньем журавли и гуси.
— Втроем тесно будет. Я побуду здесь, — сказал Левин, надеясь, что они ничего не найдут, кроме чибисов, которые поднялись от собак и, перекачиваясь на лету, жалобно плакали над болотом.
— Нет! Пойдёмте, Левин, пойдём вместе! — звал Весловский.
— Право, тесно. Ласка, назад! Ласка! Ведь вам не нужно другой собаки?
Левин остался у линейки и с завистью смотрел на охотников. Охотники прошли всё болотце. Кроме курочки и чибисов, из которых одного убил Васенька, ничего не было в болоте.
— Ну вот видите, что я не жалел болота, — сказал Левин, — только время терять.
— Нет, всё-таки весело. Вы видели? — говорил Васенька Весловский, неловко влезая на катки с ружьём и чибисом в руках. — Как я славно убил этого! Не правда ли? Ну, скоро ли мы приедем на настоящее?
Было душно. Низко над землей стояли тучи комаров, и в пустырях жалобно плакали чибисы. Всё предвещало дождь, но не было ни одного облачка. Петр Михайлыч переехал свою межу и поскакал по ровному, гладкому полю.[1]
Что за страна пошла! Среди глади, — точно поднятые руками человеческими, — горы пирамидами. Сразу вспухнет такая, — ни холмов, ни отрогов. В одиночку, а дальше другая, третья. От Гоби не осталось ничего, — тут уже кое-где видны перелески. Стаи чибисов подымаются от шума нашего поезда…
Всё-таки сурова и неприглядна Северная Маньчжурия.
Катерина вышла в заулок. До чего же хорошо дома, до чего зелено стало. Увезли по голой земле ― трава только проклевывалась и лист на берёзах был по медной копейке, а сейчас трава до бёдер. Тропка обросла, вся в широких листах панацеи ― чем больше топчут, тем упрямее растёт подорожник. В деревне тихо, слышно, как пищат над лугами чибисы, и в перерывах между журчанием жаворонка слышен дальний голос кукушки.[2]
Ни тропки, ни следа под сенями дубрав!
Всё тихо! всё мертво! замолкли песней клики!
Лишь цапли в пустыре пронзительные крики,
Лишь чибиса в глуши печальный, редкий стон,
Лишь тихий вдалеке звонков овечьих звон
Повременно сие молчанье нарушают!
И, резки испустив в болоте ближнем крики.
Прочь крылья навострят носасты кули́ки,
Печальны чибисы, умильны перепе́лки.
Не станут пастухи играть в свои свирелки, Любовь и дружество — погибнет всё с тоски!
— Константин Батюшков, «Н. И. Гнедичу (Тебя и Нимфы ждут, объятья простирая…)», 1808
Все деревья зазвучали,
Гнёзда все запели вместе, —
Кто ж, однако, капельмейстер
В этом девственном оркестре? Или важный серый чибис? Он кивает носом вечно. Или тот педант, который В тон кукует безупречно?
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 8. (Рассказы. Повести), 1892-1894. — стр.59
↑Василий Белов. Сельские повести. — М.: Молодая гвардия, 1971 г.
↑Бунин И.А. Стихотворения: В 2 т. — СПб.: Изд-во Пушкинского дома, «Вита Нова», 2014. том 2. стр. 15
↑Б. Л. Пастернак. Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Л.: Советский писатель, 1990 г.